Бамбук до самого неба
сказка острова Хонсю
Давно-давно это было.
Жили в одной деревне старик и старуха.
Как-то раз летним вечером сидят они на веранде
своего дома, прохладой дышат. Задремали старики.
Вдруг словно кто-то в дверь постучал:
тон-тонтон. Не понять даже, наяву это слышится или
во сне.
И снова: тон-тон-тон.
Проснулась старуха, разбудила старика.
— Дед, к нам стучатся. Выйди навстречу гостю.
Старик пошёл к передней двери, а старуха из
кухонной выглянула. Никого. Видно, почудилось.
Снова задремали старики.
Вдруг опять откуда-то донеслось: тон-тон-тон.
— Да ты прислушайся, дед! Стучат-то внизу, под
самой половицей.
Прислушался старик.
— Правда твоя, старуха, пойду-ка я посмотрю.
Заглянул он под веранду — и что же видит!
Росток молодого бамбука упёрся в половицу и
стучит: тон-тон-тон.
— Ах ты бедняга! Трудно тебе приходится.
Расти-то дальше некуда. Ну ничего, я выпущу тебя
на волю.
Прорубил старик дыру в половице и освободил
верхушку бамбука. Распрямился молодой бамбук.
Согрело его солнце, овеял тёплый ветер. Рос
бамбук быстро-быстро.
Но скоро повстречал он на своём пути новую
помеху. И трёх дней не прошло, как молодой бамбук
снова упёрся — в потолок: тон-тон-тон,
тон-тон-тон.
— О-о, опять ты просишься на свободу! —
смеётся старик.— Погоди, погоди, сейчас я тебе
помогу.
Прорубил старик дыру в потолке.
Но не прошло и двух дней, как снова послышалось:
тон-тон-тон.
Упёрся молодой бамбук в черепичную кровлю. Не
пожалел старик кровли — разобрал черепицу.
Теперь над зелёным ростком только синее небо.
Всё дальше от земли уходила его верхушка. А
старик со старухой любовались, как тянется ввысь
молодой бамбук, и так радовались, словно был он их
родным сыном.
— Смотри, старая, как он вырос. Уж и не видать
его верхушки. Скрылась в облаках.
— Он теперь, дед, поднялся выше самой высокой
горы. Выше горы Фудзи вознёсся наш бамбук. Вот
узнать бы, докуда он дорос.
— А вот завтра, старая, влезу я по его стволу
на самую верхушку. Тогда и узнаем.
На другое утро поднялись старик со старухой
рано-рано. Старуха лепёшек напекла.
Подкрепился старик в дорогу. Привязал узелок с
лепёшками к поясу. Старуха ему с собой крепкую
верёвку дала:
— Устанешь, дед, так привяжи себя
крепко-накрепко к стволу, отдохни немного. А там и
опять полезай.
— Ну, прощай, старая, жди меня.
— Ты смотри, дед, осторожнее. Годы твои
немолодые. Ведь недаром говорят: «Обезьяна и та
падает с дерева».
Вот полез старик кверху по стволу бамбука.
Старуха рукой машет на прощанье: возвращайся,
мол, скорее.
Поднялся старик вровень с крышей дома,
посмотрел вниз — старуха во весь рот ему
улыбается. Поднялся он выше самой высокой сосны
во дворе дома, опять вниз глянул, а лицо у старухи
стало маленькое-маленькое, как орешек. Лезет
старик всё выше, карабкается, уж и жаворонок до
него не долетит.
А старуха с земли смотрит.
Вот старик стал величиной с дыню, вот с
баклажан, вот с горошину, вот с кунжутное семечко,
а там, смотри-ка, и вовсе из глаз пропал.
Старик на свой дом с вышины посматривает. Вот
стал его дом величиной с дыню, вот с баклажан, вот
с горошину, вот с кунжутное семечко — и совсем
исчез, словно растаял.
Посмотрел старик на небо. Нет, ещё не видать
верхушки бамбукового ростка.
Верно, долго ещё лезть придётся. Вот снежная
вершина Фудзи стал величиной с горошинку, вот уже
её и совсем не видно. Да что там гора Фудзи! Вся
Япония теперь словно маковые зёрнышки — и не
разглядишь.
Наконец совсем скрылась земля из виду. Вокруг
только широкое небо.
Привязал старик себя верёвкой к стволу,
отдыхает и думает: «Как-то там теперь моя старуха?
Верно, тревожится обо мне».
Но уж не спускаться же вниз, когда залез так
высоко! Отдохнул он, собрался с силами и снова
полез по стволу.
Поглядел вверх — не узнать неба, так
переменилось.
Были звёзды величиной с кунжутное семечко, а
теперь стали крупные, как горошины. Луна была
величиной с круглый веер, а теперь
большая-большая, как гора Фудзи.
Видно, дорос бамбук до самой луны. Обрадовался
старик. «Хорошо бы,— думает,— в Лунном царстве
побывать. Много про него на земле чудесного
рассказывают».
Наконец добрался он до верхушки молодого
ростка.
— Утомился я в дороге,— говорит,— и ты,
верно, тоже устал, бедный. Вон ведь докуда дорос.
В Лунное царство серебряные ворота ведут, а у
ворот два зайца на страже стоят.
Не раз, когда старик с земли на луну смотрел,
казалось ему, что видит он дерево, а под ним зайца
с длинными ушами. «Не обманули меня глаза,—
думает,— вот они, лунные зайцы!»
Вошёл старик в ворота. За воротами сад. Растут в
нём серебряные деревья с жемчужными ветками.
А в глубине сада серебряный дворец виднеется.
Встретили гостя у входа маленькие звёзды и
провели в богато убранный чертог. Весь он так и
светится.
Посадили старика на парчовые подушки, подносят
ему разные кушанья, чаем угощают.
Вышла к гостю сама Лунная дева.
Говорит она старику:
— Спасибо тебе, что навестил нас. Все мы тебе
рады. Ты добрый человек, позаботился о нашем
любимом ростке бамбука. Погости у нас, не
торопись домой… Эй, зайцы, звёзды, позабавьте
гостя!
Стали зайцы плясать перед стариком. Скачут друг
через друга, кувыркаются. Одни в барабан стучат,
другие в ладоши прихлопывают, третьи поют:
Заяц, заяц, отчего
У тебя такие уши
Длинные, длинные,
Словно листья у бамбука?
Бам-бам-бам, бум-бум-бум.
Оттого что в детстве мама
За уши меня тянула,
Стали уши у меня
Длинные, длинные,
Словно листья у бамбука.
Бам-бам-бам, бум-бум-бум.
Потом звёзды начали кружиться в хороводе и
запели звонкими серебряными голосами:
Свет-свет-светляки!
Свет-свет-светляки!
Если будут вас ловить,
Прилетайте к нам сюда.
Смотрит старик, слушает. Незаметно время летит,
на земле уже вечер близок.
И тут вспомнил старик о своей старухе. Верно,
ждёт она не дождётся. Пора и домой.
Простился старик с Лунной девой, простился со
звёздами, а зайцы его до самых ворот проводили.
Спускаться-то скорей, чем подниматься.
Вот звёзды стали маленькими-маленькими и скоро
совсем из виду пропали, а внизу земля показалась.
Сперва была она с маковое зёрнышко, а потом стала
как орешек, а потом — как баклажан, а
потом — как большая дыня. Вот её уж и глазом не
измерить. Гора Фудзи высится большая-большая. А
вот и родная деревня! Вот уж и дом старика виден.
Спустился старик до самой своей крыши и зовёт:
— Старуха, а старуха, выходи-ка меня
встречать!
А старуха с самого утра ждёт, места себе не
находит. Всё на небо поглядывает, даже шею
заломило. Под вечер пошла домой ужин варить, но на
голос старика бегом из дверей выбежала:
— Наконец-то вернулся! Вот радость! А у меня
как раз ужин поспел. Ну, рассказывай, где побывал,
что видел.
— А видел я, старая, чудеса. Наш-то бамбук до
самого неба дорос! Вот ты послушай…
Поужинал старик. Трубку покуривает и старухе
рассказывает про Лунное царство. Удивляется
старуха:
— И правда чудеса! Нет, старик, уж ты как себе
хочешь, а завтра возьми меня с собой на небо.
Посмотрю и я, как звёзды пляшут.
Пожалел старик старуху. Не много она в жизни
радостей видела. Пусть хоть напоследок в Лунном
царстве побывает.
Вот на другое утро встали оба рано-рано. Старуха
по деревьям лазать не умеет. Посадил ее старик в
большой мешок.
— Только помни, старуха: ты меня ни о чём по
дороге не спрашивай. Я мешок в зубах буду держать.
Если раскрою рот, беда случится! Полетишь ты
камнем вниз, и костей не соберёшь.
— Не бойся, старый, ни о чем тебя не буду
спрашивать, словечка не скажу. Буду молчком
сидеть в мешке до самого Лунного царства.
Взял старик мешок в зубы — они у него были
ещё крепкие — и полез вверх по стволу бамбука.
Вот поднялся старик выше своего дома, выше
самой высокой сосны в саду. Стал его дом не больше
дыни, а там с баклажан, а потом с горошину. Стал
маленьким-маленьким, как кунжутное семечко, и
совсем из глаз скрылся.
Высока снежная гора Фудзи, а теперь кажется не
больше орешка. Много времени не прошло, глянул
вниз старик, а уж вся Япония — маковые
зёрнышки. И совсем в тумане растаяла. Передохнул
старик и снова полез вверх.
Старухе в мешке ничего не видно. Была она
словоохотлива. Надоело ей молчком сидеть. Но ведь
старик приказал рта не раскрывать.
Приказывать-то легко, а каково выполнить?
Лезет вверх старик, карабкается по стволу.
Были звёзды не больше кунжутного семечка, а
теперь стали величиной с дыню. Луна — что
большая гора.
Тут начала было старуха:
— Эй, послу…— да на полуслове
спохватилась.
Немного времени прошло, она опять:
— Эй, послушай, дед…— да вовремя рукой
себе рот зажала.
Чуть-чуть было старик не откликнулся, но, к
счастью, промолчал.
А старухе всё больше не терпится:
— Эй, старик, далеко ещё?
Старик в ответ мычит:
— М-м-м.
Слово за слово, разговорилась старуха. Толкует
о том о сем и время от времени спрашивает:
— Ну что, старик, далеко ли еще до луны? Скоро
ли мы там будем? А что, виден уже серебряный
дворец?
Вот уж Лунное царство так близко — рукой
подать.
— Ну что, старик, долго ли ещё мне ждать? В
мешке темно, душно…
Вот наконец серебряные ворота показались.
— Эй, старик, да когда же ты, наконец,
доберешься до неба?
У старика с языка и сорвись:
— Уже добрался.
Только старик открыл рот, как при первом же его
слове полетел мешок вниз. Вот он стал не больше
дыни, вот уж он меньше баклажана, вот величиной с
горошину, вот с маковое зёрнышко — и совсем из
глаз пропал.
Выбежали звёзды и зайцы деду навстречу. Сама
Лунная дева к нему вышла. Но не захотел старик
один в Лунном царстве веселиться и начал
быстро-быстро спускаться вниз.
Слез он с бамбука на землю и кричит:
— Эй, старуха! Вот я и домой вернулся.
Никто не отвечает. Никто не выбежал ему
навстречу. Нет нигде старухи — ни дома, ни в
саду.
Заплакал старик. Сел один ужинать.
Ночью проснулся он и слышит, словно кто-то
стучится в двери и ставни.
Спрашивает старик спросонок:
— Где ты, старуха?
«Тут, тут,— слышится ему,— тут, тут».
Обратилась старуха в лёгкий ветерок.
Хлопочет ветерок в саду, сухие листья в сторону
сгребает, бельё сушит — и всё шепчет, шепчет
без умолку.
Прислушается старик и слова различает:
«Эй, дед, как живёшь? Хорош-ш-шо ли рис у тебя
сварился?..»
|